Старые песни о главном... и Шостакович

"Москва, Черемушки" в Театре Станиславского и Немировича-Данченко

Дмитрий МОРОЗОВ
Фото Андрея ЧЕРНОМУРОВА

А.Викторова - Вава и И.Павлов - Дребеднев в сцене из спектакля

Как ни парадоксально, на Западе внимание к творчеству Дмитрия Шостаковича значительно выше, нежели на родине, в России. И именно оттуда начинается нередко всплеск интереса к тем или иным его сочинениям, который много позднее доходит и до нас. Так было с оперой "Леди Макбет Мценского уезда", которую успели не менее десятка раз поставить на Западе, покуда она пробила себе путь на отечественные подмостки, где долгое время признавалась лишь позднейшая версия, известная под названием "Катерина Измайлова". Примерно та же история повторяется и с опереттой "Москва, Черемушки", в последнее десятилетие широко прошедшей по западным сценам, а в год столетнего юбилея композитора добравшейся наконец и до России, где ее не видали и не слыхали давным-давно.

Премьерой "Черемушек" открыл свою Малую сцену Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко, в чьей истории и Шостакович, и жанр оперетты занимают каждый по отдельности весьма почетные места. Неудивительно, что возрождение единственной оперетты Шостаковича на российской сцене началось именно отсюда. Иной вопрос, насколько показанное ныне в этих стенах адекватно написанному.

Отечественные исследователи творчества композитора обычно упоминают об этом сочинении вскользь, как о чем-то для него случайном, вынужденном или даже конъюнктурном. Совсем иначе взглянул на "Черемушки" Геннадий Рождественский, осуществивший около десяти лет назад на английской фирме "Chandos" полную запись, давно ставшую филофонической редкостью и мало кому в нашей стране известную. На этой записи оперетта Шостаковича предстает настоящим шедевром, и именно после нее "Черемушки" стали особенно активно ставить на Западе.

Что же все-таки написал Шостакович? Сатиру, пародию или просто лирическую комедию с "социальным" звучанием? И то, и другое, и третье в одном флаконе. "Черемушки" были созданы в 1958 году, в период так называемой "оттепели", и ознаменовали возвращение композитора в музыкальный театр после двадцати с лишним лет вынужденного перерыва. Почувствовав пусть хотя бы относительную свободу, он не преминул ею воспользоваться, увидев в либретто В.Масса и М.Червинского отличную возможность "оторваться по полной программе".

В "Черемушках" мы находим виртуозное переплетение известных мотивов, зачастую используемых как сатирический прием, стилизации классических опер и балетов, классических и советских оперетт и советских же песен, и все это преобразуется в некое совершенно новое качество, так что не всегда и поймешь, где пародия или стилизация, а где оригинальное композиторское творчество. В этой оперетте имеется также целый пласт, подсказывающий ключевое слово для ее сценического решения: феерия. Речь о таких эпизодах, как волшебные сад, фонтан, часы и скамейка. В Театре Станиславского и Немировича-Данченко от всего этого осталась только скамейка, да и ее драматургические функции сильно урезаны. Иными словами, как раз то, что составляет изюминку этого произведения и во многом определяет его жанр, показалось нынешним постановщикам лишним. В итоге зрители увидели спектакль в духе того самого соцреализма, который пародировал и над которым смеялся Шостакович.

Молодой режиссер Ирина Лычагина поставила спектакль, проникнутый столь модной в последние годы ностальгией по временам "трудового энтузиазма и коллективной взаимовыручки", разыгрывая немудрящую внешнюю фабулу и не озадачиваясь теми подтекстами и скрытыми смыслами, которыми наполнил свою оперетту гениальный автор. Вот и получились очередные "Старые песни о главном". Что касается идеи поместить на сцену огромный портрет Хрущева и подсвечивать его так, чтобы улыбка казалась издевательской, заставляя вдобавок героев периодически выворачивать ему голову, за которой устроен лаз, то подобного рода ерничество демонстрирует лишь дефицит вкуса. Тем более что в контексте "Черемушек" Хрущев при всей своей неоднозначности - фигура несомненно позитивная: именно благодаря ему тысячи людей, ютившихся в бараках и коммуналках, получили тогда отдельные квартиры, что, собственно, и является отправной точкой сюжета оперетты. В финале без какой-либо мотивировки портрет Хрущева закрывают портретом Брежнева. Поскольку происходит это почти сразу вслед за низвержением Дребеднева и Барабашкина, исторически несведущий зритель вполне может решить, будто с воцарением "Ильича Второго" в стране начался не "застой", а уже прямо-таки перестройка...

Задумав "Черемушки" как совместную постановку с РАТИ, театр практически все отдал на откуп молодежи. Даже первый состав, по большей части состоящий из его собственных солистов, представлен молодыми именами. Все бы хорошо, но при этом требовалась рука опытного режиссера. Первоначально заявленный постановщиком Александр Титель в конечном счете назвался "художественным руководителем постановки", отдав спектакль Лычагиной, до тех пор главным образом выполнявшей функции режиссера по пластике и хореографа. И вот мы получили ансамбль пластически раскованных актеров, при этом лишь более-менее прямолинейно отрабатывающих самый первый план, да то и дело впадающих в старые провинциальные опереточные штампы.

Одаренные молодые певицы Екатерина Щербаченко (Лидочка) и Анастасия Бакастова (Люся) безупречно исполняют свои партии, но в сценическом поведении маловыразительны, особенно вторая. Денис Макаров (Барабашкин), Анна Викторова (Вава) и Илья Павлов (Дребеднев) свои комические роли исполняют старательно и даже азартно, но целиком и полностью в духе театра 50 - 60-х годов. Примерно то же можно сказать и про Дмитрия Кондраткова в роли Бориса, только без прилагательного "комическая". Лучше многих других уловил верную интонацию студент РАТИ Павел Иванов - бессменный пока Бубенцов. Впрочем, вполне недурна и Татьяна Фильчакова в роли его жены Маши. Если сравнивать своих и гитисян, дистанция будет не слишком велика. Хотя первые, как правило, лучше поют и среди них больше интересных индивидуальностей, лишь в малой степени сумевших раскрыться в этом спектакле. Так и не ставшем для них той школой актерского мастерства, какой хотел видеть оперетту Немирович-Данченко, заложивший в этих стенах соответствующие традиции, к настоящему времени практически утраченные.

Молодой дирижер Мария Максимчук неплохо справилась с партитурой Шостаковича. Быть может, какие-то детали могли бы быть и порельефнее, но зато уж драйва хватало с лихвой. Жаль только, что далеко не все солисты оказались музыкально подготовленными в достаточной мере, чтобы петь спиной к дирижеру (оркестр расположен в глубине сцены) и при этом не сбиваться.

В целом обращение Музыкального театра к оперетте Шостаковича можно признать в лучшем случае полуудачей. Но по крайней мере спектакль напомнил многим о существовании этой партитуры и, возможно, побудит кого-нибудь еще обратиться к ней и показать, как это надо делать.